— Лидия Эверс? — повторила Анья.
Йона с тяжелым чувством надел меховую шапку, зимнюю куртку и отправился сообщить Исабелле и Юакиму Самуэльссонам, что их сына Юхана, к сожалению, нашли.
Анья позвонила ему, когда он проезжал через шлагбаум.
— Быстро ты. — Комиссар постарался, чтобы это прозвучало весело, но у него ничего не вышло.
— Сердце мое, я как раз с этим работаю, — прощебетала Анья.
Он услышал, как она вздохнула. Стая черных птиц поднялась с покрытого снегом поля. Йона заметил их краем глаза, они показались ему тяжелыми каплями. Он вспомнил две фотографии Юхана, лежавшие у него в папке, и ему захотелось громко выругаться. На одной фотографии был изображен хохочущий во весь рот лохматый парнишка в костюме полицейского. На другой — остатки костей, разложенные на металлическом столе, аккуратно снабженные бирками с номером.
— Вот дерьмо, — буркнул он себе под нос.
— Ну ты!
— Извини, Анья, тут просто другая машина…
— Ладно, ладно. Но вообще я не люблю, когда ругаются.
— Да, я знаю, — устало сказал Йона. Спорить у него не было сил.
Кажется, Анья наконец поняла, что ему не до шуток, и доложила ровным тоном:
— Дом, где нашли останки Юхана Самуэльссона, — это дом родителей Лидии Эверс. Она в нем выросла, это ее единственный адрес.
— Семьи у нее нет? Родители? Братья, сестры?
— Погоди, прочитаю. Вроде нет… Отец неизвестен, мать умерла. Кажется, она не слишком долго воспитывала Лидию.
— Братьев-сестер нет? — снова спросил Йона.
— Нет, — ответила Анья, и он услышал, как она шуршит бумагами. — Хотя подожди, — воскликнула она. — У нее был младший брат, но он, кажется, умер совсем маленьким.
— Лидии тогда было… сколько ей тогда было лет?
— Десять.
— Она всегда жила в этом доме?
— Я так не говорила, — возразила Анья. — Она жила в другом месте, даже несколько раз…
— В каком? — терпеливо спросил Йона.
— Уллерокер, Уллерокер, Уллерокер.
— В психушке?
— Это называется психиатрическая клиника. Но в общем — да.
Йона свернул на узкую дорогу в Сальтшёбаден, где все еще жили родители Юхана Самуэльссона. Он сразу увидел их дом — кирпично-красный дом восемнадцатого века с двускатной крышей. В саду стоял ветхий домик для игр, за холмистым участком угадывалась тяжелая черная вода.
Комиссар провел ладонями по лицу, прежде чем вылезти из машины. Как он все это ненавидел. Обочина выровненной граблями гравийной дорожки аккуратно выложена булыжниками. Йона подошел к двери и позвонил, подождал, еще раз позвонил. Наконец за дверью послышался чей-то голос:
— Открываю!
Щелкнул замок, и девочка-подросток распахнула дверь. Глаза накрашены черными тенями, лиловые волосы.
— Здравствуйте, — удивленно сказала она и уставилась на Йону.
— Меня зовут Йона Линна, я из Государственной уголовной полиции. Мама или папа дома?
Девочка кивнула и повернулась, чтобы позвать родителей. Женщина средних лет уже стояла внизу, в прихожей, и внимательно смотрела на Йону.
— Аманда, — испуганно сказала женщина, — спроси его… спроси, что ему надо.
Йона покачал головой.
— Мне бы не хотелось говорить то, что я должен сказать, стоя на крыльце. Можно войти?
— Да, — прошептала мать Аманды.
Йона шагнул через порог и закрыл входную дверь. Посмотрел на девочку — у нее задрожала нижняя губа. Потом посмотрел на мать, Исабеллу Самуэльссон. Та сложила руки на груди, лицо было мертвенно-бледным. Йона глубоко вздохнул и тихо сказал:
— Мне очень, очень жаль. Мы нашли останки Юхана.
Мать прижала кулак ко рту и тихо, тонко завыла.
Она оперлась было о стену, но съехала и опустилась на пол.
— Папа! — закричала Аманда. — Папа!
Мужчина сбежал вниз по лестнице. Увидев рыдающую жену на полу, он медленно, осторожно приблизился. С его лица и губ словно стерлись краски. Мужчина посмотрел на жену, на дочь, потом на Йону.
— Юхан, — только и выговорил он.
— Мы нашли останки, — вполголоса ответил комиссар.
Они сели в гостиной. Девочка обнимала безутешно рыдавшую мать. Отец все еще казался странно спокойным. Комиссару и раньше случалось видеть подобное. Таких мужчин, а иногда, хотя и редко, женщин — вяло реагировавших, продолжавших говорить и задавать вопросы, их по-особому звучащий голос, бессмысленное уточнение подробностей.
Йона знал: это не равнодушие. Это борьба. Отчаянная, безуспешная попытка продлить оставшиеся до прихода боли мгновения.
— Как вы его нашли? — прошептала мать между приступами рыданий. — Где вы его нашли?
— Мы искали другого ребенка в доме, где живет человек, которого мы подозреваем в похищении людей, — объяснил Йона. — Наша собака учуяла… она обозначила место в саду… он, Юхан, умер десять лет назад, так определил судмедэксперт.
Юаким Самуэльссон поднял глаза.
— Десять лет?
Он покачал головой и прошептал:
— Но Юхан пропал тринадцать лет назад.
Йона кивнул и, чувствуя себя совершенно измотанным, объяснил:
— У нас есть основания думать, что человек, похитивший ребенка, три года держал его взаперти…
Посмотрел на свои колени, заставил себя успокоиться и снова поднял голову.
— Юхана три года держали в подвале, — продолжил он, — до того, как преступник лишил его жизни. Юхану было пять лет, когда он умер.
У отца перекосилось лицо. Его железные попытки сохранить спокойствие разлетелись вдребезги, словно тонкое стекло. Видеть это было невыносимо. Он не отрывал глаз от Йоны, в то время как его лицо сжалось и слезы полились по щекам, в открытый рот. Грубые страшные всхлипывания разорвали воздух.