Гипнотизер - Страница 147

147

Теперь они, постояв в нерешительности перед отелем «Биргер Ярль», двинулись вдоль Тулегатан, потом по Оденгатан, остановились на углу Свеавеген и огляделись. На Беньямине был великоватый ему спортивный комбинезон из полицейского бюро находок, саамская шапка — вариант для туристов, — которую Симоне купила ему в аэропорту, и вязаные варежки. Васастан был пустынным и безлюдным. Все казалось закрытым — станция метро, автобусные остановки, полутемные рестораны покоились в строгой тишине.

Эрик посмотрел на часы. Четыре часа дня. Вверх по Оденгатан спешила какая-то женщина с большим пакетом в руках.

— Сочельник, — вдруг сказала Симоне. — Сегодня сочельник.

Беньямин удивленно посмотрел на нее.

— Ах вот почему все говорят «С Рождеством!» — улыбнулся Эрик.

— Что будем делать? — спросил Беньямин.

— Вопрос открыт, — сказал Эрик.

— Может, поужинаем в «Макдональдсе»? — предложила Симоне.

Пошел дождь. Редкие ледяные капли падали на них, когда они торопливо шли к ресторану, расположенному где-то возле рощи Обсерватории. Это было неприятное низкое строение, прижавшееся к земле под охряным барабаном библиотеки. За прилавком стояла женщина лет шестидесяти. Они оказались единственными посетителями.

— Я бы хотела бокал вина, — сказала Симоне, — но нельзя, я понимаю.

— Молочный коктейль, — попросил Эрик.

— Ванильный, клубничный или шоколадный? — кисло спросила женщина.

У Симоне был такой вид, словно она едва удерживает истерический хохот. Подавив смех, она с нарочитой серьезностью сказала:

— Клубничный, мне клубничный.

— Мне тоже, — вставил Беньямин.

Женщина короткими сердитыми движениями выбила чек.

— Все? — спросила она.

— Возьми себе от каждого, — сказала Симоне Эрику. — Мы пока пойдем сядем.

Они с Беньямином пошли между пустых столиков.

— Столик у окна, — прошептала Симоне и улыбнулась Беньямину.

Она села рядом с сыном, прижала его к себе и почувствовала, как слезы текут по щекам. За окном тянулся длинный, неудачно расположенный бассейн, осушенный на зиму и заваленный мусором. Одинокий скейтбордист со скрежетом и грохотом раскатывал между заледенелыми лужами. На скамейке возле канатного лаза на окраине детской площадки за Школой экономики одиноко сидела женщина. Рядом стояла пустая тележка из супермаркета. Палуба в основании лаза гудела под порывами ветра.

— Замерз? — спросила Симоне.

Беньямин не ответил. Он просто уткнулся ей в куртку лицом и замер, позволяя ей целовать себя в голову.

Эрик тихо поставил поднос на стол, ушел и принес еще один. Потом сел и начал выставлять на стол коробки, бумажные пакеты и картонные стаканчики.

— Здорово, — сказал Беньямин и сел прямо.

Эрик протянул ему фигурку из «Хэппи мил».

— С Рождеством.

— Спасибо, пап, — улыбнулся Беньямин и посмотрел на пластиковую коробочку.

Симоне не отрываясь смотрела на свое дитя. Мальчик страшно похудел. Но есть еще кое-что, подумала она. В нем словно повисла какая-то тяжесть, что-то вторгается в его мысли, заполняет их помимо его воли. Он не здесь. Он словно смотрит в себя, думала Симоне, как в отражение на темном окне.

Глядя, как Эрик гладит сына по щеке, она снова заплакала. Отвернулась, прошептала «простите», увидела, как из мусорного бачка ветром выдуло целлофановый пакет и прижало к окну.

— Перекусим? — предложил Эрик.

Беньямин разворачивал большой гамбургер, когда у Эрика зазвонил мобильный. Он посмотрел на дисплей. Комиссар.

— С Рождеством, Йона, — сказал он.

— Вы уже в Стокгольме? — спросил Йона.

— У нас как раз праздничный ужин.

— Помните, я говорил, что мы найдем вашего сына?

— Помню.

— Иногда вы сомневались…

— Да.

— Но я знал, что все будет хорошо, — продолжал Йона со своим финским акцентом, придававшим его словам серьезность.

— А я — нет.

— Знаю, я это заметил. Поэтому мне надо вам кое-что сказать.

— Да?

— Что я говорил?

— Простите?

— Я был прав, верно?

— Верно, — ответил Эрик.

— С Рождеством, — сказал Йона и отключился.

Эрик пораженно уставился на телефон, потом перевел взгляд на Симоне. Он смотрел на ее прозрачную кожу, большой рот. За последние недели вокруг глаз легли бесчисленные морщинки. Симоне улыбнулась мужу, оба повернулись к Беньямину.

Эрик долго рассматривал сына. От сдерживаемых слез стало больно в горле. Беньямин с серьезным лицом ел жареную картошку. Он весь ушел в свои мысли. Глаза были пустыми, его затянули воспоминания и пустота между ними. Эрик протянул здоровую руку, обхватил пальцы сына. Мальчик поднял глаза.

— С Рождеством, папа, — улыбаясь сказал он. — На, возьми у меня картошки.

— Может, заберем еду с собой и поедем к дедушке? — предложил Эрик.

— Ты правда хочешь туда поехать? — спросила Симоне.

— Думаешь, в больнице так уж здорово?

Симоне улыбнулась ему и вызвала такси. Беньямин пошел к кассирше и попросил пакет, чтобы сложить еду.

Когда машина медленно проезжала мимо Оденплан, Эрик увидел отразившуюся в окне свою семью — и одновременно огромную нарядную елку на площади. Словно в хороводе, они скользили вокруг елки — высокой и раскидистой, с сотней разноцветных лампочек, которые спиралью поднимались вверх, к сияющим звездам.

notes

1

Самый большой ипподром в Скандинавии, расположен в Стокгольме. (Здесь и далее — прим. перев.)

2

Порционный (бывает и рассыпной) сосательный табак, снюс.

147