Гипнотизер - Страница 25

Эрик как сейчас видел девочку, рассказывающую свою историю. У нее был низкий глухой голос, слезы струились по щекам, когда она рассказывала, как поймала огонь сигареты глазами и перебросила его на женщину в голубом покрывале. Огонь у нее в глазах, твердила она. Потому что когда она обернулась и посмотрела на женщину, та загорелась. Сначала полыхнуло голубое покрывало, а потом всю ее охватил огонь. Вскоре вокруг цистерны бушевал ураган пламени. Девочка бросилась бежать, не слыша позади себя ничего, кроме криков.

После сеанса Эрик и сестра Марион долго говорили с девочкой о том, что она рассказала под гипнозом. Они снова и снова объясняли ей, что загорелись пары бензина, те самые, с сильным запахом. Искры от сигареты человека в камуфляже подожгли цистерну. А она, девочка, тут совсем ни при чем.

Всего через несколько месяцев после случая с девочкой Эрик вернулся в Стокгольм. Он хотел получить грант от Совета по медицинским исследованиям, чтобы серьезно углубить свои знания о гипнозе и лечении травм в Каролинском институте. Тогда же он встретил Симоне. Эрик помнил, как увидел ее на университетском празднике — она была оживлена, с раскрасневшимися щеками, и излучала радость. Первое, что бросилось ему в глаза, — это светло-рыжие кудри. Потом он посмотрел на ее лицо. Высокий бледный лоб, тонкая светлая кожа, усеянная светло-коричневыми веснушками. Девушка походила на ангела, маленькая и стройная. Эрик и сегодня помнил, как она была одета в тот вечер: зеленая облегающая блуза, черные брюки и темные туфли-лодочки на высоких каблуках. Губы накрашены бледно-розовой помадой, а глаза светились ярко-зеленым.

Уже через год они поженились и довольно быстро попытались завести ребенка. Это оказалось нелегко, неудача следовала за неудачей. Эрику особенно запомнилась одна из них. Симоне была на шестнадцатой неделе, когда потеряла девочку. Ровно через два года после этого несчастья родился Беньямин.

Эрик, прищурившись, смотрел в окошко. Он слышал, как Йона на волне полицейского радио тихо переговаривается с коллегами-полицейскими на пути к Вермдё.

— Я тут кое о чем подумал, — начал Эрик.

— Да.

— Я говорил, что Юсеф Эк не может сбежать из больницы. Но если он сумел так изранить себя ножом, ничего нельзя сказать наверняка.

— Я тоже так думаю.

— Прекрасно.

— Я уже поставил одного из наших ребят у двери палаты.

— Наверное, это лишнее.

— Наверное.

Три машины выстроились в ряд у обочины под линией электропередачи. В ярком свете стояли, переговариваясь, четверо полицейских. Они надевали бронежилеты и рассматривали карту. Солнце освещало стекло старой теплицы.

Йона снова сел на водительское место, принеся с собой морозный воздух. Он ждал, пока остальные рассядутся по машинам, задумчиво похлопывая ладонью по рулю.

Из радио вдруг послышалась быстрая гамма, потом прорвался громкий треск. Йона переключил канал, проверил, все ли члены группы на местах и, прежде чем повернуть ключ в зажигании, обменялся с каждым парой слов.

Автомобили двинулись вдоль бурого поля, мимо березовой рощи и высокой, покрытой ржавчиной силосной башни.

— Подождите в машине, пока мы будем там, — тихо сказал Йона.

— Хорошо.

Несколько ворон поднялись с обочины и улетели.

— У гипноза есть отрицательные стороны? — спросил комиссар.

— В смысле?

— Вы были одним из лучших в мире, но перестали заниматься гипнозом.

— У людей могут быть веские причины скрывать некоторые вещи, — ответил Эрик.

— Это понятно, но…

— И эти причины очень сложно оценить во время сеанса.

Йона скептически взглянул на него:

— Почему мне не верится, что вы покончили с гипнозом только из-за этого?

— Не хочу обсуждать.

Вдоль дороги мелькали стволы деревьев. Лес становился все гуще и темнее. В днище машины стучал гравий. Они свернули на узкую лесную дорожку, проехали мимо нескольких дачных домиков и остановились. Вдалеке между соснами Йона увидел коричневый деревянный дом на темной поляне.

— Я рассчитываю на то, что вы посидите здесь, — сказал комиссар Эрику и вылез из машины.

Шагая к подъездной дорожке, где его уже ждали другие полицейские, Йона снова вспомнил о загипнотизированном мальчике, Юсефе. Слова, которые просто текли из его слабых губ. Он описывал свою звериную ярость с ясностью отстранения. Должно быть, мальчик помнил все совершенно отчетливо: судороги сестренки из-за высокой температуры, вызванный этим гнев, выбор ножа, эйфория от чувства того, что перешел границу. Однако к концу сеанса описания сделались путаными, стало труднее понять, что Юсеф имеет в виду, определить его истинные представления, решить, действительно ли старшая сестра, Эвелин, вынудила его совершить убийства.

Комиссар подозвал к себе четверых полицейских. Не расписывая, кому что делать, проинструктировал насчет огнестрельного оружия: если возникнет необходимость, стрелять только по ногам. Он избегал полицейских словечек, упирая на то, что, вероятнее всего, они имеют дело с совершенно неопасным человеком.

— Ведите себя осторожно, чтобы не напугать девушку, — объяснял комиссар. — Она может быть перепугана, может быть ранена. Однако ни на минуту не забывайте, что она может оказаться опасной.

Он отправил патруль из трех полицейских вокруг дома, приказав им не заходить в садик перед кухней, держаться подальше, чтобы подойти к дому на безопасное расстояние сзади.

Полицейские стали спускаться по тропинке; один из них остановился и сунул в рот пакетик табака. Шоколадно-коричневый фасад дома был сложен из находящих друг на друга панелей. Белая обшивка, черная дверь. На окнах розовые занавески. Дым из трубы не шел. На крыльце метла и желтое пластиковое ведро с сухими еловыми шишками.