Эрик замолчал. Услышал, как комиссар тяжело дышит в трубку. Где-то на улице завыла автомобильная сигнализация.
— Спасибо, — сказал Йона. — Поеду поговорю с ней.
Допрос Эвелин должен был проходить в одном из кабинетов тюрьмы. Чтобы сделать унылую комнату уютнее, кто-то поставил на письменный стол красную жестянку с рождественским печеньем и икеевский подсвечник с электрическими свечами на окно. Эвелин и ее сопровождающий из группы поддержки свидетелей уже сидели на своих местах, и Йона включил запись.
— Я знаю, что мои вопросы могут показаться сложными, — тихо сказал он и глянул на девушку. — Но я был бы благодарен, если бы вы ответили на них как можно подробнее.
Эвелин молча рассматривала свои колени.
— Потому что я не думаю, что молчание пойдет вам на пользу, — мягко добавил комиссар.
Эвелин даже не шелохнулась, продолжая созерцать коленки. Сопровождающий, мужчина средних лет с пятнами щетины на лице, равнодушно взирал на Йону.
— Я начну, Эвелин?
Она покачала головой. Комиссар ждал. Наконец она подняла подбородок и встретилась с ним взглядом.
— Вы пошли в лес с ружьем, чтобы покончить с собой? Или нет?
— Да, — прошептала она.
— Я рад, что вы этого не сделали.
— А я нет.
— Вы уже пытались делать это?
— Да.
— Раньше?
Она кивнула.
— Но не до того, как явился Юсеф с тортом?
— Нет.
— Что он сказал?
— Не хочу об этом думать.
— Почему? Из-за того, что он сказал?
Эвелин выпрямилась на стуле и сжала губы.
— Не помню, — еле слышно произнесла она. — Вряд ли он сказал что-то особенное.
— Вы собирались застрелиться, — напомнил Йона.
Девушка поднялась, подошла к окну, выключила и снова зажгла подсвечник, вернулась на стул и села, сложив руки на животе.
— Неужели нельзя оставить меня в покое?
— Вы этого хотите? Именно этого?
Эвелин кивнула, не глядя на комиссара.
— Нужен перерыв? — спросил сопровождающий.
— Я не знаю, что с Юсефом, — тихо сказала Эвелин. — У него что-то с головой. Так всегда было… в детстве он дрался — слишком жестоко, слишком опасно. Ломал мои вещи, не хотел, чтобы у меня что-то было.
У нее задрожали губы.
— Когда ему было восемь, он спросил, есть ли у него шанс со мной. Может, это звучало не так опасно, но я не хотела. Он стал требовать, чтобы мы целовались… Я боялась его, он делал странные вещи — мог прокрасться ко мне ночью и укусить до крови. Я стала бить его, я тогда была сильнее.
Эвелин вытерла слезы.
— Если я отказывалась делать, что он хотел, он нападал на Бустер… стало только хуже, он пялился на мою грудь, хотел мыться со мной… убил мою собаку и сбросил с эстакады.
Она поднялась и, как заведенная, заходила между окном и стулом.
— Юсефу было, наверное, двенадцать, когда он…
Ее голос прервался, она что-то проскулила, прежде чем продолжить:
— Он спросил, не хочу ли я взять его пенис в рот. Я ответила, что он отвратителен. Тогда он избил Кнюттет, ей было всего два годика…
Эвелин расплакалась, потом взяла себя в руки.
— Мне пришлось смотреть, как он онанирует, по нескольку раз в день… если я отказывалась, он бил Кнюттет, говорил, что убьет ее. Довольно скоро, где-то через несколько месяцев, он потребовал, чтобы я спала с ним, твердил об этом каждый день, угрожал мне… но я нашла, что ответить. Я сказала, что он несовершеннолетний, что это запрещено законом и что я не могу нарушать закон.
Она вытерла слезы.
— Я думала, что это пройдет, уехала из дома. А через год он начал звонить мне, говорил, что ему скоро пятнадцать. Поэтому я и спряталась, я… я не понимаю, как он узнал, что я в этом доме, я…
Эвелин зарыдала, открыв рот.
— О господи…
— Значит, он угрожал, — сказал комиссар, — грозил убить всю семью, если он не…
— Он говорил не так! — выкрикнула девушка. — Он сказал, что начнет с папы. Это моя ошибка, все это… я хочу умереть, и все…
Она сползла на пол и скорчилась у стены.
Йона сидел у себя в кабинете. Какое-то мгновение он тупо рассматривал свои ладони. В одной руке все еще была зажата телефонная трубка. Он сообщил Йенсу Сванейельму о неожиданном повороте в деле Эвелин. Пока комиссар излагал жуткие причины преступления, в трубке стояла тишина, прерываемая тяжелыми вздохами.
— Честно говоря, Йона, — сказал наконец прокурор, — все это слишком хитро закручено, учитывая, что на сестру, в свою очередь, показал Юсеф Эк. Я хочу сказать — нам нужно или признание, или техническое доказательство.
Йона обвел глазами комнату, провел ладонью по лицу и позвонил врачу Юсефа Даниэлле Рикардс. Он хотел продолжить допрос в такое время, когда у подозреваемого в организме будет не так много болеутоляющего.
— У него должна быть ясная голова, — пояснил он.
— Тогда приезжайте к пяти часам.
— Во второй половине?
— Следующую дозу морфина он получит только около шести. Перед ужином состояние стабилизируется.
Йона посмотрел на часы. Половина третьего.
— Подходит, — сказал он.
После разговора с Даниэллой комиссар позвонил Лисбет Карлен, оказывавшей поддержку Юсефу, и сообщил ей о времени допроса.
Зашел в комнату для сотрудников, взял яблоко из вазочки. Когда комиссар вернулся к себе, на его месте сидел Эриксон, руководитель техников-криминалистов, работавших на месте преступления в Тумбе. Эриксон всей тушей навалился на письменный стол, лицо у него было красное. Он вяло махнул комиссару рукой и тяжко вздохнул.